- Расскажите мне о моей семье, мистер Гриндельвальд.
- Ау'елиус... Ау'елиус Дамблдо'... У тебя были удивительные 'одители!
Когда представил себе всю трагедию Гриндельвальда с дефектом дикции и ебанулся на отличненько.
"Магия цветёт только в редких..." - Выругавшись сквозь зубы, Геллерт тщательно вымарал последние слова, и дописал: "лишь в немногих душах". С пафосной речью как-то не складывалось: проклятая буква была буквально везде. От мысли поручить начитку Абернати, а потом только открывать вовремя рот, тоже пришлось отказаться - с раздвоенным языком тот шепелявил просто безбожно.
В самом деле, Геллерт полагал само существование слов "картавый" и "шепелявый" жестокой иронией судьбы.
Заменяя "дорогие" на "уважаемые" он чувствовал себя так, словно сочинял объявления для громкой связи. "Уважаемые маги, поезд революции (вот опять она!) отбывает с шестого пути".
Он громко застонал и ударился лбом об стол. В дверь тихонько постучали.
- Tu vas bien, monsieur?
- 'Озье, уйди, Хель тебя побе'и, - цыкнул он, в ответ услышав разочарованный вздох и невнятные причитания на французском. Идея вспыхнула в голове подобно молнии, и Геллерт взбудораженно подскочил. - Стой! Иди сюда. О, К'иденс, как же хо'ошо, что ты в Па'иже! Давай, заходи, что смот'ишь? Пе'еводить будем!
***
- А почему он по-французски говорит? - шепотом поинтересовался Якоб, изо всех сил пытаясь уловить больше трех знакомых слов за раз. Куини мечтательно вздохнула, не отрывая глаз от вдохновенно вещающего Гриндельвальда.
- Да какая разница? Звучит-то как красиво...